Музеи Пастернака, Чуковского, Окуджавы, история создания и проблемы поселка писателей Переделкино, Литфонд, Измалково — Самаринская усадьба, Лукино — резиденция святейшего Патриарха, храм Преображенения Господня и многое другое.

Град Китеж в русской литературе:

парадоксы и тенденции

Светлана Шешунова

image

Невидимый Град Китеж виден только достойным лицезреть его

image

Озеро Светлояр в Нижегородской обл. Площадь водного зеркала – около 12 га, длина – 410 м, ширина – 315 м, наибольшая глубина – 36 м

image

Церковь Покрова Пресвятой Богородицы в Городце, одном из малых исторических городов России, древнейшем городе Нижегородского края, основанным Юрием Долгоруким в 1152 г.

В истории русской культуры нет более популярной легенды, чем легенда о невидимом граде Китеже. «Из местной легенды с точно обозначенным географическим центром» она превратилась «в общенациональный символ». <…> 

Своеобразие китежской легенды очевидно на фоне ряда европейских сказаний о затонувших городах, устойчивый мотив которых – наказание жителей города за грех. Подобные сказания были известны уже в Древней Греции, где затопленный рекой город Сибарис и его жители, сибариты, «прочно заняли место морального примера наказанного нечестия». <…> Наиболее известна бретонская легенда о городе Ис, который был за грехи затоплен морем; согласно одной из версий спаслись только добрый король Гранлон и святой Гвеноле, напрасно призывавший горожан покаяться. <…> Подобно тому, как китежская легенда воплотилась в известной опере Н.А. Римского-Корсакова, бретонский сюжет лег в основу оперы Э. Лало «Король из города Ис» (1888).

Легенда о граде Китеже принципиально отличается от похожих сказаний иным соотношением греха и праведности: исчезновение города под водой является здесь знаком не Божьего гнева, а Божией милости – чудо спасает город от монголо-татар.

Китеж <…> живет своей городской жизнью, хотя и в ином мире – то ли на дне озера Светлояр* (Светлый Яр), то ли на его берегу, оставаясь при этом невидимым для обычных людей. Праведники же не только видят Китеж, но и ходят в этот город в гости. <…> В русской <…> традиции <…> мотив невидимого города связан прежде всего с верностью вере.

По народному преданию, жители Китежа изначально отличались особым благочестием, и город опускается в озеро по их соборной молитве. По одной из записей, старики и дети обращаются с такой молитвой к Богу после того, как погибли, защищая Китеж, все его воины, а вслед за ними и взявшие оружие женщины. В другом варианте это молитва всех горожан в храме. Именно такой вариант А.М. Горький в детстве услышал от бабушки, а потом изложил в повести «В людях» (1916). По этой версии легенды, татары обложили город во время светлой заутрени; китежане сначала молят Бога и Богородицу позволить им достоять службу, затем – защитить храм от глумления, и лишь в последнюю очередь просят спасти их жизнь. Тогда Господь повелевает архистратигу Михаилу погрузить Китеж в Светлояр. Легенда определяет собой впечатление, полученное рассказчиком от богослужения в реальном храме: мальчику чудится, что церковь тоже погружена в воду озера, укрылась там, чтобы жить своей особенной жизнью. <…>

Мысль о том, что в сказании о Китеже «не точно и не совершенно, но с чрезвычайной действенной силой и глубиной» воплощен «опыт народной души о Церкви», в 1913–1916 гг. неоднократно высказывал искусствовед С.Н. Дурылин. Н.И. Толстой, исследовав народную традицию паломничества к Светлояру и оползания озера, констатировал: «Китеж – сонм “живых“ храмов, с колокольным звоном и утренними и вечерними службами – воспринимается паломниками как материально и конкретно существующий, но незримый или зримый не всем и не всегда. И в этом по народному представлению нет ничего необычайного, ибо Китеж отмечен печатью святости и героического подвига, и тем же отмечено и озеро Светлояр. Для народной легенды, как и для архаического народного мироощущения, град невидимый и храмы невидимые – не абстрактность и фантастичность, а конкретность и реалистичность, открывающаяся, правда, при условии молитвенной сосредоточенности и отрешенности». В конце 1960-х гг. архиепископ Иоанн Сан-Францисский (Шаховской) назвал тайную жажду правды и веры «светлоярским сознанием в народе». По его мысли, воплотившаяся в легенде «победная сокровенность добра» придала ей историософское звучание: сказание о «городе людей, соблюдших правду Божию и не отдавших святую веру на поругание», стало в ХХ веке «выражением самой русской культуры». <…>

Литературную форму китежской легенде первыми дали старообрядцы. Насколько известно, самой ранней ее обработкой стала «Книга, глаголемая летописец, написана в лето 6646 (1237) сентября в 5 день» (иногда именуемая просто «Китежский летописец»), которая сложилась во второй половине XVIII века в среде одного из наиболее радикальных старообрядческих толков – «бегунов», или «странников». В основу ее сюжета легли предания, восходящие, по мнению Д.С. Лихачева, к XIII в. Князь Георгий (Юрий) II Всеволодович, о котором идет речь в данном памятнике – реальное историческое лицо: он пал в битве с татарами на р. Сити и в XVII в. был причислен к лику святых. Вполне реальна и его связь с городом Малым Китежем (ныне Городец*): «с 1216 по 1219 г. (до занятия Владимирского стола) князь отъезжал туда на удел; в 1237 г., когда полчища Батыя подступили ко Владимиру, Георгий Всеволодович ушел в Ярославскую землю, в пределах которой и находились оба города – Большой и Малый Китежи и где состоялась проигранная русскими битва». В «Китежском летописце» налицо и героическое, и эстетическое содержание легенды: князь Георгий строит Большой Китеж на берегу Светлояра не только «по умолению» окрестных жителей, но и потому, что «место то было необычайно красиво». В отличие от народных преданий здесь не говорится о чудесном спасении Китежа – сообщается только, что «нечестивый царь Батый» убил защищавшего город благоверного князя Георгия и ушел. «И после того разорения запустели города те, Малый Китеж, что на берегу Волги стоит, и Большой, что на берегу озера Светлояра». Мотив невидимости возникает вслед за этим без всяких объяснений. Однако его связь с христианской верой очевидна: «И невидим будет Большой Китеж вплоть до пришествия Христова…» <…>

По всей вероятности, <…> под впечатлением романа «В лесах» (П.И. Мельникова-Печерского, – Л.Л.) у Н.А. Римского-Корсакова возникает в 1899 г. замысел «Сказания о невидимом граде Китеже и деве Февронии» (1904); музыкальные критики сравнивали эту оперу с вагнеровским «Парсифалем», а Китеж – с Граалем. Но еще до ее создания на сцене московского частного театра шла опера С.Н. Василенко «Сказание о граде Великом Китеже и тихом озере Светлояре» (1902). Аналогичную ситуацию мы видим и в литературе: к образу Китежа стали обращаться писатели самых разных направлений и дарований. Смещение местной легенды с периферии русской культуры к ее центру вскоре стало настолько очевидным, что С.Н. Дурылин, посвятивший Китежу книгу «Церковь невидимого Града» (1914), провозгласил его «верховным символом русского народного религиозного и философского сознания». <…>

В стихотворении М.А. Волошина «Китеж» (1919) образ подводного города предстает как вечная мечта русского народа. Реальная же русская история на всем своем протяжении является злом. Дух Святой Руси развоплощен, не имеет точек соприкосновения с земным бытием:

Святая Русь покрыта Русью грешной,
И нет в тот град путей,
Куда зовет призывный и нездешний
Подводный благовест церквей. <…> 


В итоговой трагической поэме Клюева «Песнь о Великой Матери» (1930–1931) Китеж <…> предстает как мистический центр Руси: «Кто Светлояра не видал, / Тому и схима – чертов бал!» <…>

Уподобление Китежа России происходит и в статье Шмелева «К родной молодежи» (1928). Автор обращается в ней к девушкам-эмигранткам: «Вы, русские бездорожницы, вышли искать Россию, Град Китеж, потонувший! Ищите смело – и найдете. Я тоже ищу ее, и верю в нее, и верю, что найду ее. Я ищу ее в образах и думах. Быть может, такой и найду ее, бесплотной… но Вы найдете и осязаемую!» В своем художественном творчестве писатель не обращался к образу Китежа, однако весь смысл его наиболее значимых произведений – в эстетическом воссоздании потерянной России как одухотворенной плоти. Характерно, что К.Д. Бальмонт завершил свою статью «Иван Сергеевич Шмелев» (1927): «Он молитвенно любит Россию и ее судьбы. Душа Шмелева – Град Китеж. С ним помнишь, что Россия вновь будет Россией». <…>

Независимо от названных писателей русского зарубежья к образу Китежа обратилась и А.А. Ахматова. В стихотворении «Уложила сыночка кудрявого…» (1940) лирическая героиня слышит из-под воды звон родных китежских церквей; они «грозным голосом» упрекают ее за то, что она избежала «горькой гибели» остальных жителей города; ныне китежане печалятся о ней и ждут ее у Престола Божьего. Благодаря автобиографическим аллюзиям эпоха легендарного Китежа сближается со временем жизни автора, а сам Китеж – с той уничтоженной в ходе революции и репрессий Россией, наследницей которой всё более остро ощущала себя Ахматова. Китеж становится здесь и синонимом рая, но не в сектантском его понимании, как в рассказе «Гриша» (Царство Божие на земле), а в христианском (неземной мир, в котором пребывают спасенные души; в данном случае души тех, кто умер мучеником). Те же два мотива – Китеж как прежняя Россия и Китеж как загробный мир – присутствуют и в поэме «Путем всея земли» (1940), где лирическая героиня именует себя китежанкой: «Меня, китежанку, / Позвали домой»; «Я к вам, китежане, / До ночи вернусь»; Китеж здесь – и земное прошлое, где «кто-то “Цусима!” сказал в телефон», и посмертное будущее, куда ведет «путь вся земли». В любом случае его образ не имеет у Ахматовой эзотерического смысла. <…>

Архиепископу Иоанну Сан-Францисскому Китеж виделся и как скрытый архетип творчества А.И. Солженицына: «Александру Солженицыну дано в наши дни коснуться этой тайны Светлояра. Он видит место, где скрыта высшая правда, утаивающаяся от шумного и пустого слова». Правда, само слово «Китеж» возникает в творчестве писателя, кажется, всего один раз – в поздней «крохотке» «Колокольня», при описании насильно полузатопленного древнего города Калязина. <…>

Параллельно развивается традиция обращения к Китежу как символу сохранения – вопреки трагическим обстоятельствам – лица национальной культуры. Эта традиция коренится в фольклоре, но приобретает в литературе ХХ в. новые конкретно-исторические черты. У тех писателей прошедшего столетия, которые твердо выбрали преемственность по отношению к тысячелетней отечественной традиции, сохраняется христианский характер китежской легенды. Китеж предстает у них одновременно и как символ незримой Святой Руси, и как символ реальной, но утраченной исторической России.

Так народная вера в материальное существование невидимого, но реального города породила сначала переносные значения топонима «Китеж», а потом нематериальный, но емкий символ национального образа мира. 

Комментарии Всего комментариев 0

 

Оставить комментарий

Ваше имя *

Ваш email *

Комментарий *

Поля, отмеченные * обязательны для заполнения