История вторая

Проснувшись по обыкновению поздно, где-то около девяти, в то осеннее утро восемьдесят девятого, я понял, что не доспал и меня разбудили самым отвратительным образом. Заполняя все пространство, на стодецибельной отметке гудел отборный английский мат. 

Той осенью Переделкином распоряжалось бабье лето. Не буду соревноваться с великими в описании всех прелестей этого замечательного сезона в нашем поселке — пустое! Лучше откройте томик стихов Бориса Пастернака: «Осень. Сказочный чертог, Всем открытый для обзора./ Просеки лесных дорог,/ Заглядевшихся в озера…»

Обретаясь в «сказочном чертоге», я тогда числился в одном из институтов Академии Наук на скромной должности инженера-технолога второй категории. На самом деле работал в качестве ответственного редактора 30-томной серии книг «Основы физического и прикладного материаловедения», которую планировали выпустить одновременно на русском и английском языках издательства «Металлургия» (Москва) и Hemisphere Publishing (New York, NY & Washington, DC). Ни одна из этих двух должностей толком не кормила. Зарабатывал на жизнь переводом советской научной литературы на английский для западных издательств (если любопытно, ткните сюда). Надо сказать, английский у меня — вполне профессиональный. После второго курса МИСиСа, который закончил по специальности «физика металлов», я перевелся на вечерний и ушел почти до самого диплома работать гидом в «Интурист». Так что занимался я своей материаловедческой серией с толком и удовольствием.

Вместе с проф. Олегом Абрамовым, который был замглавного редактора с советской стороны, мы тогда курсировали между Москвой, Нью-Йорком, Вашингтоном и Лондоном, где главный редактор серии с западной стороны проф. Коул заведовал кафедрой физики твердого тела в University of London. С советской стороны главным редактором был академик Юрий Осипьян, который к тому времени стал важной политической фигурой, вошел в президентский совет Горбачева, разъезжал на черно-длинном политбюровском членовозе, к нему приставили круглосуточную охрану. Ввиду этого наша серия вошла в список приоритетных направлений советско-американского сотрудничества. Все крутилось и вертелось в моей жизни: города, страны, лица, имена… но когда я бывал в Союзе, то работал в основном на дому, в Переделкине, в тиши «сказочного чертога».

Но что сделалось в это утро? И дома ли я вообще? Может быть, темные силы телепортировали меня куда-нибудь в глушь американской Небраски? Оглядываюсь: а… в окне еще зеленые ветки нашей сирени, на полу мои тапки. Есть повод обрадоваться, я в Переделкине! Откуда же тогда английские команды с fuck & shit? Галлюцинации? Или в Переделкине высадился англо-американский десант? Ну не могли же наши лесники (до сих пор матерившиеся исключительно на том, который бы выучил только за «то») за ночь сдать английский на TOEFL!

Наскоро оделся, чтобы пойти, разузнать. Жена Кира Владимировна говорит: «Возьми Ларса!» Действительно, Ларса было взять с собой совсем нелишним ввиду неопределенности ситуации. Хотя эрдели большие клоуны, за что и любимы народом, наш мог показать характер. Незадолго до описываемых событий он до крови прихватил за ногу нашу домработницу Любу, когда она пыталась закрыть от него другую нашу собачку, десятимесячную немку Герду, у которой неожиданно рано началась первая течка. Вообще же Ларс был препотешный пес. Пару дней назад наша ветеринарша, которая подрабатывала в качестве собачьего парикмахера, сделала ему художественную стрижку. Вы, читатель, видали эрделей, но вряд ли свежестриженных. Обычно их стригут для выставок, и это совсем другой вид эрделя. Красота неописуемая. Наш каким-то шестым собачьим чувством смекнул, что стал совершенно неотразимым. По этой причине он грациозно прохаживался вдоль сетчатого забора, мирно демонстрируя соседям свою красоту, хотя обычно не пропускал случая облаять всякого, кто появлялся на той стороне.

Выхожу я так с красавцем-Ларсом на поводке, с некоторой опаской поглядывая по сторонам, к перекрестку Гаражной и улицы Лермонтова и вижу вот какую престранную картину. Облокотившись на выдраенный до слепящего блеска новехонький БМВ 7-ой серии стоит элегантно одетый джентльмен среднего возраста и, не обращая на меня с Ларсом никакого внимания, сосредоточенно вычищает швейцарским перочинным ножиком (Swiss army knife) засохшую грязь из рифленой подошвы демисезонного мужского ботинка. Пожалуй, вид инопланетянина с выпученными стеклянными глазами и проволочными метелками вместо рук меня изумил бы меньше. Впечатление усиливали стоящие рядом две гаишные машины. Одна из них была еще невиданная ранее иномарка, одна из первых в ГАИ образца 1989 г. Гаишники были внутри, стало быть, все было под контролем. Или мне так показалось?

Английские команды вперемежку с ругательствами продолжались. Но мой джентльмен с ножом и ботинком в руках не был их источником. Они доносились из-за поворота дороги. Приблизившись к господину, погруженному в свое довольно странное занятие, спрашиваю, по-английски, естественно:

— А что вы здесь делаете?
Отвечает, не поднимая глаз, с выговором английских лордов (with a plum in his mouth):
— Cчищаю грязь с башмака Шона, fuck it!
— Шона?
Так и не удосужив меня взглядом, он кивнул в сторону улицы Лермонтова:
— Сходи, сам увидишь.

Свернув на Лермонтова, я увидел вот что. Вдоль стороны, обращенной к лесу, вся улица была запружена белыми автофургонами (caravans), которые до тех пор доводилось видеть только за рубежом. Вау! Повторю по-английски: Wow! С крыши одного из фургонов совершенно распоясавшийся динамик руководил действиями множества людей, занятых на улице какой-то по-видимому важной, возможно, нужной, но еще не совсем понятной деятельностью, которая сосредотачивалась на даче Ляли (№ 10А по Лермонтова). Переделкинцам со стажем не нужно объяснять, кто такая Ляля. Ольгу Пархоменко, а для друзей и знакомых просто Лялю, знали все, и она знала всех, в смысле tout le monde, конечно. Ее уютная двухэтажная дача с огромной по тем временам верандой была одним из нескольких переделкинских магнитов «светской» жизни. Увы, совсем недавно Ляля ушла из этой жизни. Теперь дачей владеет ее племянник Сергей Пархоменко, основатель и первый главный редактор «Итогов», ныне директор издательств «Иностранка» и «Колибри». Впрочем, он в Переделкине почти не бывает. Отцу пятерых детей, писателю, журналисту, бизнесмену, ведущему своей программы на «Эхе Москвы» сейчас не до Переделкина.

Да… бежит время! Но вернемся в осень 1989-го. Когда я приблизился к Лялиной даче, навстречу мне поспешала разношерстная бригада разнорабочих, каждый из которых волочил по охапке досок. Отчетливо читаемые «наши» были перемешаны с такими же отчетливо читаемыми «ихними». С самым большим грузом впереди шел высокий, спортивного вида господин, голову которого покрывала шотландская кепка с шахматным черно-белым рисунком. Поравнявшись со мной, он остановился, нагнулся к Ларсу, не выпуская досок из рук, и сказал, естественно по-английски, но уже с американским выговором:

— Вот моя собака (This is my dog)! — и добавил. — Ну разве он не красавец?

Ларс довольно завилял хвостом, как будто понимал по-английски, подлец.

Мы купили Ларса на Птичке уже годовалым. Двое молодых людей рассказали нам трогательную историю о том, как его хозяин, капитан дальнего плаванья и их дальний родственник (все очень дальнее), ну в общем плавал по всему свету (чего тогда завел скотину, скотина?), пес скучает (еще бы!), перегрыз всю мебель (настораживаюсь), да нет, это он путает (вступает другой детина), ничего он не грыз, а просто скучает (еще бы!). А Ларс сидит понурый и переводит невинный собачий взгляд с детин на меня, крутя головой как маятником: туда-сюда, туда-сюда. У собак слабо развито периферийное зрение, они едва ли могут скашивать глаза, поэтому им приходится крутить башкой, чтобы следить за перемещением интересующего их предмета. Ну, жаль мне стало симпатичного, одинокого кобелька, вот мы его и прикупили. И обошелся он нам что-то недорого, рублей в семьдесят всего, и это с родословной, где все отцы и праотцы и все матери и праматери — чемпионы (родословная поддельная, конечно). Учитывая возможность темных мест в происхождении Ларса, я осторожно заметил (по-английски, естественно):

— Э нет, это моя собака!
— Нет, я имел ввиду, что он страшно похож на моего эрделя. — Тут он протянул руку. — Пол, продюсер. — Сказал так, будто расставил все точки над всеми i на свете на все времена.
А я думаю: что за Пол, что за продюсер, чего продюсер? А вслух произношу:
— Привет, Пол! Меня зовут Лев, я сосед.
— Был рад знакомству, Лев, сосед. Оставь телефон помощнику. Я позвоню. А пока извини, спешу. — Сказал так, будто выдал орден, и повел за собой ватагу. Скоро он скрылся за воротами Лялиной дачи. Я дал телефон человеку, на которого указал Пол. От него же узнал, что Пол — это Пол Масланский (Paul Maslansky), продюсер «Русского дома», который снимает по роману Джона Ле Каре в Переделкине режиссер Фред Скепси (так и по-английски произносится; другое русское написание — Шепизи. Фред, между прочим, был председателем Московского международного кинофестиваля 2007-го года).

Часа в четыре пополудни позвонил продюсер Пол, я его пригласил в гости. Он сказал, что как раз свободен. Едва он появился на пороге, из холодильника на стол перекочевали припасенные для такого случая икра и запотевшая пол-литра «Столичной». Под эти дела переговорили за пару часов о всем на свете, от Горбачева, перестройки, гласности и прочего тогда очень важного, а теперь, как понимаю, чисто внешнего, до тех дел, которые заполняют жизнь, и вообще за жизнь как таковую, не привязанную к личностям и обстоятельствам (это, кажется, называется кухонной философией). Пол жаловался, что вынужден из-за денег снимать глупейшую, набившую оскомину «Полицейскую академию», но он счастлив только в работе над серьезным кино. (Сейчас думаю, что мир мог быть лучше, если бы все талантливые люди перестали гнуть совесть ради денег. Пол, это не в упрек тебе, а так, вообще…) Помню, в конце встречи, он поинтересовался, не являюсь ли я a person of Jewish persuasion (не перевожу, здесь есть непереводимая английская изюминка, которую услышал тогда впервые). Я ответил, что нет. Мой ответ ничего не изменил, я понял, что вопрос был задан из чистого любопытства.

Расставаясь, Пол пригласил нас с женой Кирой Владимировной на завтрашний обед киногруппы, который накрывали на территории стройцеха Литфонда, неподалеку от Лялиной дачи. Обещал познакомить с Шоном Коннери (самим агентом 007), Мишель Пфайффер, Роем Шайдером, Клаусом Марией Брандауэром, которые исполняли главные роли в фильме.

Но… Люблю я эти но, как умело и тайно они поворачивают жизнь в сторону от намеченной цели. На следующий день неожиданно было назначено заседание редколлегии моей драгоценной 30-томной серии, посвященной физическому и прикладному, нет, не рукоприкладству, а, помните, я говорил, материаловедению. Вместо обеда со звездами Голливуда, пусть и не в «Национале», пришлось мне на следующий день тащиться в Академию. Когда я вернулся, Пол уже уехал в город. Еще на следующий день он был так занят, что о знакомствах со звездами не было уже речи. А еще на следующий день я улетел в Лондон для встречи с западной частью моей редколлегии. Когда вернулся, съемки в Переделкине уже закончились.

Ляля Пархоменко, владелица дачи, на которой происходили съемки, после выхода фильма провела две, как она сказала, незабвенные, райские недели на роскошной вилле Пола Масланского в Голливуде. Не знаю, есть ли упоминание о ней в титрах фильма. Она его заслужила.

В конце июня 2007 г. я возил по Переделкину Александра Шевчука, зам. главного редактора «Элитной недвижимости», который заинтересовался материалом о поселке, подготовленном мной вместе с женой и соавтором Кирой Владимировной. Александр и я много фотографировали. Достали фотоаппараты и у дачи № 10А по улице Лермонтова, в которой происходили съемки «Русского дома» осенью 1989 года. Увидев через невысокий забор задранные на высоту поднятых рук фотоаппараты, нам отворил калитку моложавый господин. Я сказал, что местный, знал Лялю. Узнав о природе нашего интереса к дому, господин распахнул ворота, сказал радушно: «Снимайте!» Фотографии Александра оказались лучше моих. Привожу их с разрешения автора. Дача практически не изменилась снаружи с конца восьмидесятых. Флигель (не поместился на фото, справа от дома) был пристроен в начале девяностых. Ляля, если твой дух следит оттуда за земной жизнью, думаю, ему будет приятно знать, что ты теперь часть переделкинской легенды. Впрочем, ты всегда ею была.

Что, вы спрашиваете о Ларсе? Ну как же! Сказку о «Рыбаке и рыбке» помните? Наш Ларс прошел стопами пушкинской старухи, не оказавшись в конце у разбитого корыта! Сразу после похвалы заокеанской знаменитости он заважничал пуще прежнего и скоро тяпнул добрую нашу Любку так, что она слегла на две недели. На наши пространные и нежнейшие извинения она ответила: «Сама дура виновата! Не нужно было яму перечить». Люба, светлая ей память, она ведь тоже одна из легенд переделкинских. Приехав сюда в пятидесятые тоненькой девочкой-маляршей, она тут вышла замуж, нарожала детей. Когда лазить под потолки переделкинских дач стало невмоготу из-за возраста, Люба пошла в домработницы к одному поэту. Рассталась она с ним при драматических обстоятельствах. Поэт встречает Любу с выстиранной ею накануне рубашкой на пороге своей дачи:

— Люб, ты мне карман порвала.
— Где?
— Вот, гляди!
— Тут? Тут не я. Ты тут сам давечась порвал. Не успела зашить, давай починю.
— Ладно. А в кармане была пятидесятирублевка. Ты не видала?
— Иди ты, А-ша, на фиг со своей пятирублевкой.

Повернулась и ушла от него навсегда. Люба, конечно, была не сахар, но заподозрить ее в воровстве мог только гений, совершенно оторванный от реальной жизни. Мы Любой дорожили, поэтому пришлось расставаться с Ларсом. Наша ветеринарша сказала, что ввиду особенностей предмета о деньгах не может быть и речи, но вот пристроить Ларса в хорошие руки она сможет. Через неделю у нашего дома остановилась черная «Волга» с проблесковым маячком на крыше. Нашего соседа, починявшего крыльцо, как ветром сдуло (как бы чего!). Из «Волги» вышла представительного вида женщина в норке, что было слегка не по сезону, ибо на дворе стояло бесснежное начало ноября. Наш Ларс тут же подбежал к ней и прислонился к шубе (гад, предатель, блюдолиз!). Обменявшись парой ничего не значивших фраз с нами, дама с Ларсом на поводке исчезла в машине.

Больше мы Ларса не видели. Но от ветеринарши сначала узнали, что Ларс попал в цэковскую семью и что там в нем души не чают. Потом узнали, что он цапнул за ногу цэковского хозяина дома и нашего милого Ларса уже пристроили в другую, еще далее отстоящую от простого народа семью.

— Ларс-то наш на повышение пошел, но куда, ветеринарша не говорит, — обрадовала меня супруга. — Смотри теперь телек внимательно. Если увидим, что Горбачев захромал, ну ты понимаешь, все станет ясно.

Хромающего Горбачева мы так не увидели, но один член политбюро был вскоре замечен с перевязанной рукой. Не знаю, не знаю, чья это была работа. Но Ларс был явно создан для звездной жизни.

*              *              *

Навигация по разделу:

• История Первая. «Дом образцового содержания»
• История Вторая. «Русский дом»
• История Третья. Дом-фильм
• История Четвертая. «Клятвенная запись»
• История Пятая. "Бульварное кольцо"
• История Шестая. "Квентин Тарантино в Переделкине"
• История Седьмая. "Таинственная страсть"

• *              *              *

  Навигация по разделу:

  • История Первая. «Дом образцового содержания»
  • История Вторая. «Русский дом»
  • История Третья. Дом-фильм
  • История Четвертая. «Клятвенная запись»
  • История Пятая. "Бульварное кольцо"
  • История Шестая. "Квентин Тарантино в Переделкине"
  • История Седьмая. "Таинственная страсть"

  *             *               *

  Больше историй - в нашей книге 

  "Переделкино. Скзание о писательском городке".
  

  Лев Лобов и Кира Васильева

Оставить комментарий